Спать хочется.
Ночь. Нянька Ворья, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет:
Баю-юаюшки-баю,
А я песенку спою
Перед образом горит, зелена лампадка: через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку…Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожными товарами.
Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но все еще кричит, и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.
- Баю-баюшки-баю,- мурлычет она,- тебе кашки наварю…
В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывает хозяин и подмастерье Афанасий…
Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет - и все это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет, поэтому она вгоняет в дремоту, а спать нельзя: если Варька, н5е дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее.
Лампадка мигает Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные облака, которые гоняются, друг за другом по небу кричат, как ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью: по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед какие-то тени: по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тенями падают на землю в жидкую грязь. “Зачем это?”- спрашивает Варька. “Спать, спать!”- отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, кричит ребенок, и стараются разбудить их.
-Баю-баюшки-баю, а я песенку спою…- мурлычет Варька и уже видит себя в темной, душной избе.
На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, “разыгралась грыжа. Боль так сильна, что он не может выговорить не одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь:
-Бу-бу-бу-бу…
ать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла, и пора бы ей вернутся. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому ”бу-бу-бу”. Но вот слышно, кто-то подъезжает к избе. Это господа прислали молодого доктора, который приехал к ним из города в гости. Доктор входит в избу: его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью.
-Засветите огонь,- говорит он.
-Бу-бу-бу…- отвечает Ефим
Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками. Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах, зажигает свою спичку.
-Сейчас, батюшка, сейчас, - говорит Пелагея, бросается вон из избы, и немного погодя возвращается с огарком.
Щеки у Ефима розовые, глаза блестят и взгляд как-то остр, точно Ефим видит насквозь и избу и доктора.
- Ну что? Что ты это вздумал? – говорит доктор, нагибаясь к нему. – Эге! Давно ли у тебя это?
-Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время…Не быть мне в живых…
-Полно те вздор говорить…Вылечим!
-Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а только мы понимаем…Коли смерть пришла, что уж тут.
Доктор с четверть часа возился с Ефимом: потом поднимается и говорит:
- Я ничего не могу поделать... Тебе нужно в больницу ехать, там тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай… Непременно поезжай! Немножко поздно, в больнице все спят уже, но это ничего, я тебе записку дам. Слышишь?
-Батюшка, да на чем же он поедет? – говорит Пелагея. –У нас нет лошади.
-Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь.
Доктор уходит, свечка тухнет, и опять слышится “бу-бу-бу”…Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет…
Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она пошла в больницу узнать, что делается с Ефима. Где-то плачет ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет:
-Баю-баюшки-бою, а я песенку спою….
Возвращается Пелагея: она крестится и шепчет:
-Ночью вправили ему, а к утру богу душу отдал…Царство небесное, вечный покой…Сказывают, поздно захватили…Надо было раньше
Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу. Она поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника.
-Ты что же это, паршивая? – говорит он. – Дите плачет, а ты спишь?
Он больно трепет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песнею. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, играют ей и скоро опять овладевают ее мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкой грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на них, Варька страстно хочется спать: она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматся.
-Подайте милостыньки Христа ради! – просит мать у встречных. – Явите божескую милость, господа милосердные!
-Подай сады ребенка! – отвечает ей чей-то знакомый голос. – Подай сады ребенка!- повторяет тот же самый голос, но уже сердито и резко. – Спишь, подлая?
Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покорить своего ребенка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька стоит, глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зеленое пятно, но потолке заметно бледнеют. Скоро утро.
-Возьми! – говорит хозяйка, застегивая на груди сорочку. – Плачет. Должно, сглазили.
Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает качать. Зеленое пятно и тени мало помалу исчезают, и уж некому лезть в ее голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки слипаются, и голова тяжела.
-Варька, затопи печку!- раздается за дверью голос хозяина.
Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как расправляется ее одеревеневшее лицо и как проясняются мысли.
-Варька, поставь самовар! – кричит хозяйка.
Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в самовар, как слышит новый приказ:
-Варька, почисть хозяину калоши!
Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко.…И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли и не двигались в ее глазах.
-Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!
Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и бежит в лавку. Работы много, нет ни одной минуты свободной.
Но ничего так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным столом чистить картошку. Голова тянет к столу, картошка рябит в глазах, нож валится, из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядеть, повалится на пол и спать.
День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон. Вечером к хозяевам приходят гости.
-Варька, ставь самовар!- кричит хозяйка.
Самовар у хозяев аленький, и, прежде чем гости напьются чаю, приходится подогревать его раз пять. После чаю, Варька стоит целый час на одно месте, глядит на гостей и ждет приказаний.
-Варька, сбегай, купи три бутылки пива!
Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать сон.
-Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть селедку!
Но вот, наконец, гости ушли: огни тушатся, хозяева ложатся спать.
-Варька, покачай ребенка!- раздается последний приказ.
Вечке кричит сверчок: зеленое пятно на потолке и тени от панталон и пеленок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову.
_ Баю-баюшки-баю,- мурлычет она, - а я песенку спою…
А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она все понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может толком никак понять той силы, которая сковывает ее по рука и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавится от нее, но не находит. Наконец, изумившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.
Этот враг – ребенок.
Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются.
Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам... Убить ребенка, а потом спать, спать, спать…
Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепким, как мертвая…